Вопреки прежним словам, на сердце становилось все тяжелей. И любые наказания для него ничто по сравнению с разлукой.
— Господин! — пригнул колени Кадар. — У меня для вас есть кое-что интересное.
Откупорив маленький сосуд, маг вылил содержимое в хрустальную чашу. Густая, теплая, словно свежая кровь образовала на дне маленькое озеро алого цвета.
— Ты на правильном пути, человек. Чья она?
— Драконица, которая и не драконица. Человек, который и не человек. Очень странное существо. Слишком слабое, что бы воспринимать серьезно.
— Так почему здесь только несколько капель ее крови? Это ведь женщина, как я понял?
— Да, женщина. Но… компания у нее тоже… занятная. Эльфийский принц, оборотень, из высших, и дракон Алауэн. При том, какой-то странный.
— Кто именно? — на лице хозяина не отразилось не единой эмоции.
— Рыжий мужчина, красный дракон, м-м… черте что, с хвостом! Третья ипостась, понимаете?
— Понимаю. Занятно. — И не меняя интонации, — Ты встанешь в круг на место Уальэфреда. Займешься именно этой женщиной. И смотри не подведи меня, как твой компаньон. Кстати, что с ним случилось?
— Змейка покусала, — усмехнулся Кадар, сжимая воротник тулупа.
Все же Ледяные чертоги не самое уютное место.
«Иногда Драконам бывает холодно.
Так холодно, что рядом может замёрзнуть несколько городов.» (с)
Все драконы — эгоисты. При том совершенные в своем исполнении. Они готовы пройти весь мир, проползти его на коленях, если понадобится. Они готовы совершать невозможные подвиги, даже спасти весь мир… если в конце им достанется ожидаемый приз, пусть даже спокойная жизнь в спасенном мире (хотя о ее спокойствии я сильно сомневаюсь — дракон и спокойствие плохо сочетаются). Даже любовь дракона до предела эгоистична — они пойдут на все ради своей любви. СВОЕЙ. На чужие чувства, если они не затрагивают дракона, им плевать с высоты полета. Да и то лень.
Кстати о лени. Это тоже одно из проявлений эгоистичности дракона. «А зачем?» Сколько граней в этой короткой фразе для того, кто что-то предложил дракону. И ведь древнему змею не обязательно даже произносить эти слова — лень. Они будут в позе, во взгляде хищных змеиных глаз, в самом его дыхание. Вы их не пропустите.
Одно из самых эгоистичных его чувств — это любовь к детям. Вот это апофеоз. Они любят эти частички самих себя настолько глубоко, что забывают об их одушевленности. И в тоже время любая боль родного дитя — тяжелое испытание для дракона.
И лишь одна любовь для дракона бескорыстна — к небу.
— Ну и в кого ты такая бестолочь? — шумно вздыхал блондин.
— В драконов, вестимо.
— Что-то не похоже, — загрустил Теоденус, подпирающий щеку рукой.
— Тогда какой толк меня дрессировать. Ну не умею я.
— Если бы только не умела. Так ты еще и учиться не хочешь.
— А оно мне надо?
Приподняв бровь, он смерил меня взглядом:
— Это ты у Диар спрашивать будешь. Она сказала — надо. Значит, будем учить.
— Садисты!
Он улыбнулся.
— Это ради твоего же блага.
Я фыркнула. Эта фраза уже набила оскомину. Не проходит и дня, что бы я ни слышала ее.
— Упрямая! — Но, несмотря на свои слова, Теоденус улыбнулся и, протянув руку, потрепал меня по коротким волосам.
Пожалуй, это единственный дракон, которому я до… нет, меня слишком хорошо научили не верить им. Но Теоденусу я просто не могла относиться плохо. В его серых глазах сокрыто столько мудрости и понимания, что даже мое сердце согревалось.
— Ладно. Давай заканчивать безделье на сегодня. Тебя Диар требует.
— Безделье? Я себе мигрень заработаю так бездельничая. Ну не могу я передавать мысли. Только принимать.
— Ты лентяйка.
— Ага, — Скосила я глаза на дракона. — Еще какая!
Теоденус вздохнул.
— Пара уже самой научиться.
Сжав одной рукой мои плечи, он мгновенно перенес нас как раз к дверям в любимую комнату Хранительницы. Наверное, мне никогда не удастся назвать ее по имени. Просто не могу. Когда смотрю в ее глаза…сразу вспоминаю пропасть что она создала меж нами.
А вот Теоденус другое дело. Если бы не поддержка этого дракона, не знаю, чем бы все закончилось. Где-то через неделю, после того… как… после того как я к ним попала, дракон точно так же сжал мои плечи, встряхнул. От взгляда его внимательных глаз, я не выдержала и разрыдалась. По своей внутренней связи он позвал жену и потребовал ответа. Ее слов я никогда не слышу, ментальный посыл Хранительницы мне не дается. Даже не представляю, что же она могла ему рассказать. Просто через какое-то время он сильней сжал меня в своих руках.
— Может быть, все не так как кажется на первый взгляд?
— А как? Что я еще могу подумать? Он просто исчез.
— Может быть дождешься его, и спросишь?
— Уж я спрошу! Так спрошу — мало не покажется!
— Не отчаивайся, девочка.
Он был, пожалуй единственный дракон, которому я могла открыть сердце. Хотя и не доверяла.
Хранительница сидела в своем кресле и перебирала бумаги. При моем появлении она подняла голову и улыбнулась.
— Добрый день, Александрит. Как прошли занятья?
— Неудачно. Я не способна пользоваться телепатией в полной мере.
— Это конечно плохо, но не смертельно. Хватит того, что ты можешь слышать.
— Это да.
Еще бы! Ни один дракон Алауэн не мог скрыть от меня или Хранительницы свои телепатические переговоры, а иногда и мысли. Особенно когда они чересчур сильны. Полезное качество, когда имеешь с ними дело каждый день.